1-ое послание к Тимофею ап. Павла, Глава 1, стих 5. Толкования стиха

Сущность доселе продолжаемого мною исследования о предметах состоит в раскрытии той важной истины, что полнота и цель закона и всего Священного Писания есть любовь, а именно - любовь к тому единственному Предмету, Которым должно наслаждаться. ...Кто думает, уразумел божественное Писание или некоторую часть его, а между тем его разумение никого не назидает в вышеизложенной двоякой любви к Богу и ближнему, тот не уразумел Писания. Напротив, кто извлек из него мысли, полезные для назидания в любви, тот, хотя бы иногда и не то именно говорил, что изъясняемый им писатель хочет сказать в известном месте, однако же ошибка его безвредна; он, конечно, обманывается, но не лжет.
*** Выслушав все это и обдумав, я не хочу спорить о словах: это не приносит никакой пользы, а только расстраивает слушающих (Ср. 2 Тим. 2:14). Для увещания существует добрый закон, если кто законно употребляет его: цель увещания есть любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры (1 Тим. 1:8; 1 Тим. 1:5). Наш Учитель знал, к каким двум заповедям возвести весь закон и пророков.
*** Где еще, как не в душе, верующей в то, что пока еще она не видит, и на то надеющейся, и то любящей, во что она верит, пребывают эти три - вера, надежда, любовь? Верить ведь можно в Того, Кого не знают, но в Кого верят. Разумеется, необходимо быть осторожным, чтобы душа, верующая в то, что она не видит, не придумала бы себе чего-либо несуществующего, чтобы она не понадеялась на то и не возлюбила бы того, что ложно. В таком случае это уже не будет любовь от чистого сердца, от доброй совести и нелицемерной веры, что, как говорит апостол, является целью увещевания.
*** По этой причине, кто совершенно постигнет, что цель закона есть любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры, и кто все разумение божественного Писания будет основывать на трех добродетелях, тот смело приступай к изъяснению слова Божия. Ибо когда апостол сказал: любовь от чистого сердца, - то этим самым показал, что должно любить одно достойное любви. К чистому сердцу он присовокупляет добрую совесть - для надежды, поскольку тот не может надеяться достигнуть предмета своей веры и любви, кто имеет худую, мятущуюся совесть. Наконец, он говорит: нелицемерной веры, - ибо если мы искренне веруем, то, с одной стороны, не любим ничего такого, что не должно любить, с другой же, проводя жизнь правильную, надеемся твердо, так что надежда наша никоим образом не может обманывать нас (Ср. Рим. 5:5).
*** Когда обещанное видение лицом к лицу (1 Кор. 13:12) придет к нам, мы узрим Троицу - ту Троицу, Которая не только бестелесна, но и совершенно нераздельна и неизменна - намного яснее и определенней, чем мы сейчас видим Ее образ, каковым являемся. Настоящее видение, как бы в зеркале и через гадания, которое дается нам в этой жизни, принадлежит не всякому, кто может своим умом постичь то, что мы по порядку изложили здесь, но лишь тем, кто видит ум как образ, так чтобы быть способным каким бы то ни было образом соотнести то, что они видят, с Тем, Чьим он является образом. Так гадательно они смогут увидеть то, что они видят через образ, который созерцают; они ведь не способны еще видеть лицом к лицу. Апостол ведь не говорит: «теперь мы видим стекло», но - теперь мы видим как бы сквозь стекло (1 Кор. 13:12). Те, кто видит ум, как он может быть виден, а в нем Троицу, которую я описывал разными способами, но не веря и не понимая, что это образ Божий, они видят на самом деле стекло, и до такой степени не видят как бы сквозь стекло Того, Кого теперь надлежит видеть через стекло, что даже не знают, что и само стекло, которое они видят, является стеклом, то есть образом. Если бы они это знали, они бы сознавали необходимость искать, а в определенной степени и теперь уже видеть через это стекло Того, к Кому относится это стекло, с тем чтобы, очистив сердца нелицемерной верой, они могли бы видеть лицом к лицу Того, Кого теперь они видят как бы через стекло. Но если они презирают веру, которая очищает сердца, то чего они могут достичь в понимании того, что является предметом самого тонкого анализа относительно природы человеческого ума, как не того, что они осуждаются также и свидетельством их собственного понимания?
*** Ты, я полагаю, понимаешь не только как молиться, но и о чем молиться; и учу тебя этому не я, а Тот, Кто соблаговолил нас учить. Стремиться надлежит к блаженной жизни и о ней просить у Господа Бога. Что значит быть блаженным - многие об этом размышляли и многое по этому поводу высказывали; но нам зачем обращаться ко многим и ко многому? Кратко в божественном Писании сказано и верно: Блажен народ, у которого Господь есть Бог (Пс. 143:15). И чтобы мы принадлежали к этому народу и могли прийти к созерцанию Его и бесконечной жизни с Ним, цель увещания есть любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры (1 Тим. 1:5).

И неразумно предлагаю я некоторые примеры из мира более низких вещей; я дошел до неразумия, говорит Павел, вы меня принудили (2 Кор. 12:11). Ведь что более неразумно, чем обсуждать аргументы о величии Божием, что вызывает скорее вопросы, чем способствует Божьему назиданию в вере (1 Тим. 1:4)? Но пусть аргументы отвечают аргументам, у них - слова, у нас - любовь от чистого сердца, и доброй совести, и нелицемерной веры.

Что это опять за новые небылицы? Знает ли он, что о Боге ведет речь, Который был в начале и в Отце, и не было, когда Его не было (Ср. Ин. 1:3)? Не знает он ни что говорит, ни о чем утверждает, но он пытается (как будто он говорит о родословной кого-то из людей) приспособить то, что говорится в собственном смысле о природе тех, кто внизу, к Владыке всего творения.

Конец же завещания есть любы от чи­ста сердца.

После того, как сказал: да завещаеши неким не инако учити, говорит, что исполнение такого учения есть любовь от чистаго сердца: ибо любящий своего учителя пе слушает инако учащаго постороннему и ложному. Да если бы и сам инако учащий полюбил Апостола, то не стал бы подрывать его достоинство. А теперь вследствие нелюбви к нему он завидует ему, а вследствие зависти делается властолюбивым, и вследствие властолюбия берется учить. Не о той, конеч­но, любви говорит он, которая только на словах, но о той, которая вытекает из сердечнаго расположе­ния. А словом «от чиста» указывает или на безуко­ризненное взаимнообщевие, или на чистоту, искренность и близость дружбы: ибо и у разбойников существует любовь к разбойникам, и у мужеубийц к мужеубий­цам и т. и., но эта любовь не от чистаго сердца, а от нечистаго.

И совести благия.

Когда в нее не проникает никакое лукавство.

И веры не лицемерныя.

Веры истинной: ибо истинно любящий Бога хранит Его заповеди, из которых главная после любви в Богу есть любовь к ближнему.

+++Толкование пастырских посланий Апостола Павла Евфимия Зигабена. Пер. В. Любимова. Тула, 1894. С. 3-4+
+

Цель же заповеди есть любовь, то есть ради именно этой самой любви и постановления все заповеди, – а где любовь, там нет нужды в законе (ср.: Гал. 5:14, 22-23. Рим. 13:8-10). Любовь же разумею не на устах (словах) только, но от чистого сердца и совести доброй, то есть не скоропреходящей, и веры непоколебимой, которая не смущается никаким учением (чуждым) в отдельности и всеми учениями вместе.

Конец же завещания есть — любы от чиста сердца. Цель, к которой должен был направлять свои увещания Тимофей, или чего должен требовать от увещаваемых, есть любовь, в которой лежит исполнение Закона (Рим. 13:10), то есть любовь к Богу и любовь к ближнему. Но такая любовь не должна быть притворна, расчётлива; она должна происходить от чиста сердца, она бывает от совести благия, когда дела любви совершаются как бы перед Богом, Котораго никто обмануть не может (2 Кор. 1:23); она бывает плодом только нелицемерной веры, когда верят без сомнения и не увлекаются предметами недостойными веры.

Слово Божие есть завещание: принявшим Слово Божие оно доставляет спасение и блаженство. Любовь рождается от чистоты сердца, непорочной совести и нелицемерной веры. Возделывай эти добродетели, сохраняя внимательность к себе и молчание, чтобы достичь любви, которая – верх и совокупность христианского совершенства. Чистота сердца нарушается принятием греховных помыслов, в особенности блудных; непорочность совести – произвольными грехами; вера ослабляется упованием на свой разум, неискренностию и самолюбием.

Ничто не приносит такого вреда человеческому роду, как пренебрежение дружеских отношений и малая заботливость о сохранении их; равно и наоборот – ничто не может дать та­кого хорошего направления, как старание поддерживать их всеми силами. На это самое указывая, Христос говорит: "если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им" (Мф. 18:19); и еще: "и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь" (Мф. 24:12), Это послужило источником всех ересей. В самом деле, вследствие того, что люди не любят братьев своих, они завидуют тем, которые пользуются уважением, от зависти же происходит властолюбие, а от властолюбия проистекают ереси. Потому-то и Павел, сказав: "Увещевать некоторых, чтобы они не учили иному", показывает путь, каким можно достигнуть этого. Что же составляет этот путь? Любовь. Подобно тому, как, когда он говорит: "конец закона – Христос" (Рим. 10:4), то есть, исполнение, – первое соединяется с последним, так и эта заповедь имеет опорою любовь. Цель врачебного искусства – здоровье; поэтому, когда есть здоровье, тогда немного нужно заботы; и когда есть любовь, немного нужно заповедей. Но о какой любви го­ворит он? Об искренней, которая не ограничивается одними словами, но проистекает из душевного расположения и благомыслия и сострадания. "От чистого", – говорит, – "сердца", то есть, из прямодушного обращения, или искренней дружбы. Ведь и не­чистая жизнь производит расколы: "ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет"(Ин. 3:20). Дружба бывает и между людьми злыми, например разбойники любят разбойников, и человекоубийцы человекоубийц; но это происходит не от доброй со­вести, а от злой, не от чистого сердца, а от нечистого, не от непритворной веры, а от притворной и лицемерной. Bepa открывает нам то, что истинно, и от искренней веры рождается любовь, потому что тот, кто истинно верит в Бога, никогда не согласится удалиться от любви.

Христос есть гора; приди ко Христу, и тогда увидишь конечную цель всего восхождения. Что есть цель? Спроси у Павла, и он ответит: Цель же увещания есть любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры (1 Тим. 1:5), и в другом месте: любовь есть исполнение закона (Рим. 13:10)... Итак, что бы ты ни делал, делай это ради любви Христовой и полагай свое намерение во всяком деле и цель любого поступка в Нем. Не делай ничего для похвалы человеческой, но все совершай ради любви Божией, из стремления к вечной жизни.

δε однако, напротив, τέλος цель, задача, παραγγελία наставление, приказ (см. ст. 3). συνειδήσεως gen. sing, совесть. Это самосознание (Guthrie; см. Рим. 2:15; PAT, 458f). ανυπόκριτος без лукавства (см. 2 Кор. 6:6).

Греческая литература также восхваляет «добрую совесть»; Ветхий Завет возвеличивает «чистое сердце» (Пс. 23:4; 72:1,13).

«Цель же увещания». Под «увещанием» (παραγγελία) здесь очевидно разумеется христианское нравоучение, которое начертывает правила жизни христианину. Это нравоучение имеет своею целью утвердить в сердце христианина любовь к Богу и ближним, которая может вырасти только из совершенно чистого сердца, а не из каких-либо нечистых побуждений, которые, очевидно, не были чужды инакоучителям. Чистое же сердце имеет в своем основании добрую совесть (Деян. 24:14, 16; 1 Кор. 4:4), которая не знает за собою никакой вины ни пред Богом, ни пред людьми, а такая совесть возникает из веры, которая не только исповедуется устами, но истинна и по своей внутренней сущности. Таким образом, здесь вера является первоосновой и доброй совести, и чистоты сердца.

Показав бесполезность баснословий, Апостол говорит о пользе собственного своего учения. Тебе, говорит он Тимофею, надлежит научить их, чтобы искренно любили благодетеля Бога и имели чистую веру, подкрепляемую свидетельством совести. После сего, снова начав, продолжает обличительную речь.

Там сказал, чем не следует заниматься, а здесь указывает, на что исключительно должно быть обращено все внимание и устремлена ревность. Тут главное — любовь, а ее качествование, оживление и направление составляют чистое сердце, совесть благая и вера нелицемерная. И все они нераздельны, одна в другую входят, одна другую поддерживают и возращают. Любовь — райское многоплодное древо, а почва, атмосфера, теплота, свет и влага, необходимые для питания и возращения сего древа, суть чистота сердца, покой совести и вера нелицемерная. Вот о чем надлежит ревновать и вот как должно направлять всю заботу и все напряжение сил! Се — конец всего. Для пасомых в этом последняя цель нравственных стремлений, а для пастыря — конец завещания, παραγγελιας, — пастырских увещаний, советов, повелений, трудов и забот. Сюда направь свою деятельность и, когда успеешь сделать своих пасомых такими, чтоб означенные добродетели, — любовь чистосердечная, добросовестная и верою проникнутая, — составляли отличительные черты их нрава; тогда явишься пастырем добрым, делателем непостыдным. «Тебе, говорит святой Павел Тимофею, надлежит научить их, чтоб искренно любили благодетеля Бога и имели чистую веру, подкрепляемую свидетельством совести» (блаженный Феодорит). Тогда и никакое иное учение не проникнет в них, и никакими баснями не станут они заниматься. Иное учение производит разделение. Когда союз любви крепок до того, что никакое разделяющее влияние не сильно его расторгнуть, тогда, не поддаваясь расторгающей силе иноучения, он отразит и самое иноучение. «Если внедришь в них любовь, то и всякий растленный догмат не найдет среди них места», — пишет блаженный Феофилакт. И святой Златоуст говорит: «ничто не приносит такого вреда человеческому роду, как пренебрежение дружеских отношений и малая заботливость о сохранении их; между тем опять ничто не может дать такого хорошего направления жизни, как старание поддерживать их всеми силами. Такое (пренебрежение) послужило источником всех ересей. — Почему Павел, сказав: да завещавши неким не инако учити, — показывает в любви путь, которым можно сего достигнуть». Конец завещания — любы. Какая любовь? Всесторонняя, и к Богу, и к ближним. Любовь к Богу ревнует о славе Божией, следовательно, и о том, чтоб всюду царствовала истина Божия; такая же ревность не допустит, чтоб поднимала где-либо голову ложь, противная истине Божией. Любовь к ближним ревнует об их благобытии временном, паче же об их блаженстве вечном; и, так как последнее условливается сохранением веры чистою и неповрежденною, ревнует, чтоб никакое иное учение не повредило чистоты их веры. Любы от чиста сердца, — ибо бывает любовь и от нечистого сердца (см.: Экумений) и такая, которая самое сердце делает нечистым. Это любовь плотская. Бывает любовь эгоистическая, которая любит не во благо любимого, а для себя; почему, коль скоро потребуется жертва самоотвержения, она не выдерживает пробы и отступает назад. Любовь настоящая все сердце наполняет и любит без всяких расчетов, не ограничиваясь одним чувством, но всегда спеша к делу. Святой Златоуст толкует: «о какой любви говорит Апостол? Об искренней, которая не ограничивается одними словами, но проистекает из душевного расположения, благоумия и сострадания. От чиста, говорит, сердца, — то есть из прямодушного взаимно-общения, или искренней дружбы». Любы — от совести благия, — такой, которая не допускает, чтоб совесть упрекнула в том, что не все сделано, чего она требовала для любимого, или такой, которая, при всей готовности и всем усилии делать все для блага другого, никак, однако ж, не допускает ничего такого, что противно требованиям совести, или прямым заповедям Божиим. Она любит брата, но не паче Бога, а ради Бога, за волю Которого всегда стоит совесть, носительница ее. Или любовь от совести благой есть такая любовь, о бытии которой в сердце свидетельствует совесть, о которой говорит не слово или внешнее показательство, но «внутренний помысл, который не может лгать пред самим собою. Ибо есть ли кто такой, кто притворялся бы пред самим собою или покушался от себя укрыться?» (Экумений). Любы — от веры нелицемерныя. Взаимная любовь насаждена в сердце; она есть естественное в нас чувство. Все естественно любили бы себя взаимно, если бы не привзошел эгоизм, вследствие падения. После сего рядом с симпатическими чувствами, из любви исходящими, у нас стоят и чувства эгоистические, погашающие любовь симпатизирующую. В естественном порядке у иных преобладают эгоистические чувства, и тогда нет хода требованиям любви; а у иных — чувства симпатические, и тогда любви большой простор. Эта последняя любовь, по естественному настроению, действующая по сочувствию и состраданию, есть качество, достойное уважения; но она не имеет полной цены или веса, если не освящается отношением своим к Богу, то есть если не проникается верою, чтоб из нее черпать неточное возбуждение, воодушевление и крепость. Только при этом любовь восходит на степень любви крепкой, яко смерть; а без сего нечем поддерживать самоотвержения, жертв которого поминутно требуют дела и труды любви. Вера нелицемерная обнимает все догматы; и они все действительно таковы, что коль скоро нелицемерно содержатся сердцем, то непременно вызывают чувства и дела любви и воодушевляют на них; особенно таковы догматы о промышлении, искуплении и будущем блаженстве. Бог все видит и все, что по любви к Нему делается для братии, принимает так, как бы оно непосредственно делалось для Него; верующий сему как не поспешит чрез руку брата вложить требуемое в руку Божию? Сын Божий, воплотившись, предал Себя за нас; верующий сему пожалеет ли приносить в жертву Ему требуемое в помощь братиям о Господе? Вера внушает, что жертвуемое брату слагается в вечных кровах Божиих, чтоб потом самому же жертвующему послужить как бы коштом вечным в Царствии Небесном; какой же верующий сему нелицемерно поскупится сеять о благословении, чтоб о благословении и пожать (ср.: 2 Кор. 9:6)? Так любовь наитствуется, освящается, множится и укрепляется верою нелицемерною.

Цель же увещания есть любовь от чистого сердца. Если ты, говорит, будешь увещевать не учить иному, ты достигнешь этого, именно любви. Если внедришь в них любовь, то и всякий растленный догмат не найдет среди них места. Прежде, когда не было любви, существовала зависть; от зависти властолюбие; от властолюбия желание учить; отсюда и ереси. А теперь не так. Он требует любви искренней, любви не на словах, но от сердца, и сердца чистого и не помраченного лицемерием, – любви, которая образуется из душевного расположения и сострадания. И доброй совести и нелицемерной веры. Когда разбойники любят разбойников, – это происходит не от благой совести, а от злой, и не от веры нелицемерной. Кто искренно верует в Бога, тот не допустит когда-либо отступить от истинной любви, ибо она обнимает всех. А разбойник убивает проходящих мимо. Отсюда можешь заключить, что кто не имеет любви, у того нет и веры.

В том ковчеге (См.Быт. 6-8) и в том доме¹ одна и та же Церковь была прообразована; но в этих, которые вне ковчега погибли от потопа, и в тех, которые вне того дома пали от меча, можно разглядеть тайну двойного значения. Ведь я считаю, и, насколько мне теперь кажется, не бессмысленно верится, что крещение христианского исповедания явилось прежде в знаке потопа, чтобы мы знали, что еретики, если они остались вне Церкви, крещением заслуживают наказания, а не жизни, и те, кто, отрицая Христа, удаляется от кафолической Церкви, погибнут в вечных муках. Ведь блаженный Петр описал такими словами таинство ковчега: во дни, когда ожидало Божие долготерпение, во дни Ноя, во время строения ковчега, в котором немногие, то есть, восемь душ, спаслись от воды; так и нас ныне подобное сему образу крещение, не плотской нечистоты омытие, но обещание Богу доброй совести, спасает (1 Пет. 3:20-21). Где же есть добрая совесть, кроме как там, где есть и вера нелицемерная? Ведь учит апостол Павел: цель же увещания есть любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры.