1-ое послание к Коринфянам ап. Павла, Глава 2, стих 15. Толкования стиха

Если для человека существуют тайны, то для Духа Божия их нет. Следовательно, духовному человеку может быть открыто то, что «душевному» неизвестно.

В 14-15 ст. Павел три раза подряд употребляет глагол «судить»: «духовного суждения», «духовный судит обо всём», «сам же не судится никем». Здесь апостол, возможно, отвечает тем, кто выступал против него и судил о нём превратно.

«Дух Святой», который в Ветхом Завете выступает еще как безликая «сила» Бога, в Новом Завете открывается как «другой Параклит», Которого Сын, настоящий наш Параклит (ходатай) перед ОтцомСм. 1 Ин. 2:1., послал от Отца Своим ученикам после Своего прославленияСм. Ин. 15:26, Ин. 20:22., Который да пребудет с ними вовек (Ин. 14:16), дабы после Его возвращения к Отцу Дух научил их всему (Ин. 14:26) и наставил их на всякую истину (Ин. 16:13).

Исполненный Духа (pneumatikós) есть, стало быть, тот, кто научен Духом и потому может судить и различать духовные вещи (tà pneumatiká) духовным образом (pneumatikós) — в противоположность телесному, естественному человеку (psychikós), который не в состоянии ни принять, ни познать того, что от Духа Божия, ибо в нем нет Духа Божия и потому премудрость Божию принимает он за безумие (1 Кор. 2:6-16).

Стало быть, «духовное» означает здесь, как и в других текстах апостола Павла, всегда то, что «исполнено Духа», создано или одушевлено Духом Святым, и это говорится отнюдь не для красоты слога!

Отцы восприняли павловское различие между «духовным» (пневматическим) и «естественным» (психическим) и применили его к «духовной жизни», о чем еще мы будем говорить. Когда Евагрий, который всегда хорошо умеет выбирать слова, определяет что-то как «духовное», он обычно имеет в виду нечто, «произведенное Духом» или, вернее, «одушевленное Духом». Так, например, в выражении «духовное созерцание»Evagrios, Mai. cog. 40 г. 1. (PG 40,1244В)., объектом которого выступают «духовные основы» вещейEvagrios, Mai. cog. 7 (PG 79,1208 C)., слово «духовное» употребляется потому, что подателем откровения о Божественных вещах является Святой ДухEvagrios, In Ps. 118,13lvO.. Точно так же добродетелиЕвагрий. Слово о молитве, 132 (Цит. изд. С. 90)., и прежде всего любовьТам же, 77. С. 85., называются «духовными», потому что они суть плоды Духа Святого (Гал. 5,22 и след.)Evagrios, In Ps. 51,10 5 и во многих других местах., что действует в крещеных.

«Духовный учитель»Евагрий. Слово о молитве, 139 (Цит. изд. С. 91). зовется так потому, что, как «духовный отец», он получил «харизму Духа»[Evagrios, Epistula 52,7 и потому в павловском смысле «исполнен Духа».

«Если соединяющийся с Господом есть один дух с Господом (1 Кор. 6:17), то Давид, по слову псалма, соединяясь с Господом, становился одним духом с Ним. Но он называет „духовным“ того, кто исполнен Духа1 Кор. 2:15, точно так же, как любовь, которая не превозносится (1 Кор. 13:4), обозначает того, кто полон любви»Evagrios, In Ps. 62,9 γ.. В этом же смысле и молитву, которая, несомненно, является квинтэссенцией «духовной жизни», очень часто называют «духовной» (pneumatiké)Евагрий. Слово о молитве, 28. 50. 63. 72. 101 (Цит. изд.).. Ибо она совершается в духе и истине (Ин. 4:23), то есть «в Духе Святом и Единородном Сыне»Евагрий. Слово о молитве, 59 (Цит. изд. С. 83)., и потому часто называется «истинной молитвой»Там же, 41,65,76,113.. Духу Святому надлежит подготовить путь этому дару ОтцаТам же, 59 (С. 83)., ибо мы не знали бы, о чем молиться, как должно (Рим. 8:26), если бы Сам Дух Святой не посетил нас, «неведующих»!Евагрий. Слово о молитве, 70 (Цит. изд. С. 84).

«Святой Дух, сочувствуя нашей немощиСм. Рим. 8:26., посещает нас, даже если мы нечисты; и если Он находит, что с любовью к истине молится ему только ум, то нисходит на него и разгоняет всю тьму обступивших его помыслов и греховных мыслей, обращая его к пылкому желанию духовной молитвы»Евагрий. Слово о молитве, 63 (Цит. изд. С. 83)..

На вершине «духовной жизни» Дух Святой предрешает события, которые мы называем сейчас «мистическими», так что сирийский отец может справедливо говорить о степени «духовности» или, если это понятие потеряло всякое конкретное содержание, о степени «духовной жизни».

«Подобно тому, как мишень удерживает в себе стрелы, так случается и с умом в „пространстве“ духовности при восприятии образов, даруемых созерцаниями. И как не от мишени зависит, какая именно стрела достигнет ее, но от стрелка, который прицеливается и стреляет, так же не зависит от ума, когда именно он входит в „пространство“ духовности и какое созерцание он воспринимает, но все зависит от Духа, Который ведет его. Как только ум вступил в это пространство, он уже не имеет более никакой власти над самим собой, но все то, что дается ему в созерцании, он воспринимает лишь до той поры, пока одно созерцаемое не сменяется другим, и тогда он отвращает свой взгляд от того, что созерцал раньше»Jausep Hazzaya. С. 190..

* * *

Сколько бы на Западе ни говорили о «духовности» и как часто ни употребляли бы прилагательное «духовный», все же Личность Духа Святого поразительно отсутствует в «духовности» Запада, о чем уже неоднократно высказывались сожаления. В результате многие вещи, которые мы считаем «духовными», в действительности целиком принадлежат сфере «психического человека», которому, собственно, и не хватает «дара Духа». Здесь мы имеем в виду все то, что относится к области «чувств», «ощущений», которые целиком принадлежат иррациональной природе и ничуть не являются «духовными», то есть произведенными Духом.

На самом деле Евагрий, как и другие отцы, различает в душе «разумную» часть, наделенную логосом (loghistikón), и «неразумную» (álogon méros)Евагрий. Слово о духовном делании, 66.89 (Цит. изд. С. 107, 109).. Эта последняя состоит, в свою очередь, из частей «желательной» (epithymetikón) и «яростной» (thymikón), которые в совокупности называются «страстной частью» (pathetikòn méros) душиEvagrios, In Ps. 25,2 а., ибо через эти две «силы», посредством которых мы вступаем в отношения с чувственным миром, в душу проникают «неразумные» страсти, что затем смущают и ослепляют «разумную часть» души.

Молитва целиком принадлежит этой «разумной части» души, ибо молитва есть «наилучшее и подлинное употребление ума»Слово о молитве, 84 (Цит. изд. С. 86).! Молитва — это не дело «чувства» и еще в меньшей степени «сентиментальности», что вовсе не означает, что речь идет об «умственном акте» в современном смысле слова. Ибо, по сути, ум (noûs) отнюдь не адекватен рассудку, ибо значение его может быть передано такими понятиями, как «сущностное ядро», «личность» или библейский «внутренний человек»Ср. Гавриил (Бунге), архм. „Nach dem In-tellekt leben“, in „SIMANDRON — Der Wachklopfer", Gedenkschrift Gamber. Koln. 95-109.. Впрочем, как мы увидим позднее, Евагрий очень хорошо понимает, что такое «чувство молитвы»Евагрий. Слово о молитве, 43 (Цит. изд. С. 81)..

Сейчас же мы удовольствуемся утверждением, которое разделяем вместе с отцами: необходимо тщательно различать, что действительно «духовно», то есть исходит от Личности Духа Святого, а что относится к сфере «психического человека», то есть к области наших неразумных желаний и вожделений. Эти последние, в смысле ценностей, в лучшем случае нейтральны, но чаще всего они служат выражением нашей «любви к себе» (philautía), полностью противоположной той «привязанности к Богу» (pròs theòn philía), которая есть «совершенная и духовная любовь, в которой и осуществляется молитва в духе и истине»Там же, 77 (С. 85)..

Духовный же обсуждает всё, сам же ничем не осуждается. «Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может».

Важный момент: духовный знает всё душевное, а душевный духовное — не знает. Это очень важный принцип. Дело в том, что у нас считают, что, если ты становишься христианином, то должен поглупеть, ничего не понимать. На самом деле это далеко не так. Те, кто, например, читал «Лествицу» должны были заметить, насколько тонко там изложена психология. Или «Невидимая брань», или «Добротолюбие». Там такие тончайшие нюансы: как поступает человек в одном случае, как в другом; и что, если он говорит одно, а подразумевает другое — всё это душевное. Но вся эта душевность вскрыта и абсолютно ясна для духовного человека — как на ладони. То же, что происходит в сфере Духа, человеку душевному просто непонятно — terra incognita (неизведанная область). Он этого просто не видит. Ему кажется, что духовный человек совершает пустые поступки. Отношения с Богом он воспринимает на уровне: пришел — свечку поставил — и всё! «Мы с Богом договорились…» А зачем поклоны класть, часами стоять на службе (слушая и повторяя слова на не совсем понятном языке)?.. Ничего понятного, ничего интересного… Конечно, такая проблема существует, но непонятность в данном случае связана не с языком богослужебных книг, а с духом. Да, можно сделать понятным текст — греха здесь не будет. Вопрос в духе. Конечно, славянский язык предпочтительней, потому что там точнее перевод Священного Писания. Но суть-то?.. Вся тайна скрыта именно в духе, а духовное можно понять только духовным образом!

Феофан Затворник приводит в пример человека, который живет на третьем этаже: свой этаж он хорошо знает — ему, конечно, каждая своя комната известна — знает он и нижние этажи. Причем он может пользоваться нижними этажами, однако верхними — нельзя.

Плотской человек не понимает того, что делает душевный человек. Это понятно: человек, для которого главное — выпить-закусить — приведи его хотя бы в театр или на концерт, что он будет там делать? Будет спать до наступления антракта. А потом в буфет — самое интересное место в театре... Если попытаться дать послушать ему красивое мелодичное произведение — Моцарта, например, или Бетховена, — он запросто заявит: «Как прекрасно спится под эту музыку!» То есть плотской человек не понимает даже душевного.

Душевный же человек понимает плотского, понимает выпивку, закуску — все эти вещи он понимает, потому что сам может опуститься (до этого уровня), это ему подчинено. Он понимает душевный уровень — он эстет, разбирается во всём… Но духовное для него совершенно закрыто, абсолютно. То, что делается в Духе Святом, непонятно для него.

Духовный же видит всё. Он знает, что происходит в теле — телесные состояния; он знает плотского человека — его проблемы; он знает душевного человека — его проблемы. И он знает сферу Духа. Поэтому и сказано, что «духовный судит обо всём, а о нем судить уже никто не может».

Комментируя это, Феофан Затворник приводит слова Иоанна Златоуста: «Видящий видит всё и даже то, что относится к невидящему; а что к нему относится, того не видит никто из невидящих. Понятно: слепого видит зрячий, но слепой не видит зрячего. Так и здесь: мы знаем и свое, и всё то, что относится к неверным — а они нашего не знают. Поэтому христиане безбоязненно изучают “то, что относится к неверным”, если то нужно для проповеди, например. Нам открыты эти вещи, мы понимаем, что на самом деле там происходит. Они же нашего не знают. “Ибо мы знаем, каково свойство предметов настоящих и каково достоинство будущих, что будет с миром впоследствии, какое понесут наказание грешники и чем будут наслаждаться праведники; знаем, что блага настоящие не имеют никакого достоинства, и обличаем ничтожность их, а будущие — вечны и неизменны. Духовный знает всё это, и то, какое понесет наказание человек душевный в жизни будущей, и то, чем будет наслаждаться верующий, переселившись отсюда, а душевный не знает ничего такого”».

Так, кстати, в реальности и получается. Почитайте любые светские работы о христианстве. Когда у меня плохое настроение и хочется посмеяться, я беру какую-нибудь почти еретическую работу — этакое «серьезное исследование о христианстве». И смеюсь… Ибо кто узнал ум Господа, который наставит его? Мы же ум Христа имеем.

духовный судит о всем - «Духовный» здесь - получивший дар Духа от Бога, просвещенный и ведомый Им. Такой человек рассуждает обо всем в свете Божьего откровения.

о нем судить никто не может - никто из «душевных», поскольку они не могут рассуждать о духовных вещах.

Указавши высочайший духовный источник христианской проповеди в Духе Божием, Апостол разъясняет, почему несомненно истинные тайны христианского учения не легко воспринимаются мирскими людьми, руководящимися низшими побуждениями, вытекающими не из высших потребностей духа, а из инстинктов и потребностей внешних душевных чувств и стремлений нашей низшей душевной жизни. Высшие же интересы духа понятны и важны только для людей не заглушивших в себе высших стремлений духа, который по его особенностям представлялся, как особая часть существа человека, резко отличная не только от тела, но и от одушевляющего его жизненного начала, называемого душею. Святой И. Златоуст так изображает разность дара ведения христианского и темноты язычника и вообще человека, не имеющего веры в Бога и во все предметы духовного мира. «Видящий видит все и даже то, что относится к невидящему, а что к нему (к видящему) относится, того не видит никто из невидящих. Так и здесь, мы знаем и свое, и все то, что относится к неверным, а они нашего не знают. Ибо мы знаем каково свойство предметов настоящих и каково достоинство будущих, что будет с миром впоследствии, каковое понесут наказание грешники и чем будут наслаждаться праведники; знаем, что блага настоящие не имеют никакого достоинства, и обличаем ничтожность их, а будущие вечны и неизменны. Духовный знает все это, и то, каковое понесет наказание человек душевный в жизни будущей, и то, чем будет наслаждаться верующий; а душевный не знает ничего такого». По изъяснению Пр. Феофана, «душевный человек – тот, кто познать все хочет своим умом, и то только признает истинным, что ему кажется таковым, – кто жизнь свою и все начинания свои устрояет собственными своими способами, на них одних опираясь, как на прочной основе, – кто целию жизни поставляет покой и счастие земные, и все обращает в средство к тому, – кто так привык к осязаемому и чувствуемому, что невидимое и духовное не считает и существующим.– При такой противоположности требованиям духовной премудрости Божией настроения душевного человека, очень естественно, что последний не принимает ничего из требований первой. Невместимы для него вещания Духа, юродством кажутся они ему, и он ничего в них понять не может. Чтобы понять и уразуметь духовное и узреть в нем мудрость, для этого необходимо душевному человеку перестать быть им, или по крайней мере возжелать сего».