Исповедание грехов составляет единственное условие, при котором является возможность примирить неотрицаемое греховное состояние человека и общение с Богом, Который есть свет, и именно единственно возможное со стороны человека действие; и Апостол самым решительным образом и тоном, не допускающим никаких сомнений, утверждает, что, если условие это исполнено, спасение человека в общении с Богом совершенно обеспечено. Но в это время Апостолу во всей своей угрожающей силе представляется та опасность, которая направляется именно против этого единственного условия сохранить общение с Богом и таким образом разрушает самые основы личного спасения человека. Это – убеждение в совершенной безгрешности и святости, исключающее всякую возможность дальнейшего преуспеяния в хождении во свете и утверждении в общении с Богом, так как наличная действительность, вовсе не отвечает его условиям. Это – последняя и высшая ступень самообольщения, верх человеческого ослепления и безумия. Далее этого идти некуда, – и Апостол выступает против такого извращения фактического положения вещей с самым решительным порицанием, указывая неразумным, что они впадают в ту пропасть помрачения, находясь в которой «согрешающий исперва» выставлял Бога лжецом (Быт. 3:4, 5). Οὐχ ἠμαρτήκαμεν и отмечает факт такого крайнего самообольщения. Глагол указывает на те αἱ ἁμαρτίαι, исповедания которых Апостол требует от всякого христианина. Как отдельные акты, они уже закончены, хотя влияние их несомненно продолжается, – посему perfectum; кроме того, исповедание по самому своему существу может относиться только к определенным и уже совершенным грехам. Печальное самообольщение имеет своим результатом страшное преступление – богохульство: ψεύστην ποιοῦμεν αὐτόν, τ. ἐ. τὸν Θεόν. Не может быть спора о том, что последнее резче и сильнее, чем ψευδόμεθα 6 ст. и ἑαυτούς πλανῶμεν8 ст., и значить не утверждать только, но и фактически, своим поведением (ποιοῦμεν) показывать, что мы смотрим на Бога, Который есть πιστός и δίκαιος, как на лжеца (cp. Ин. 19:7, 12; Ин. 5:18; Ин. 8:53; Ин. 10:33), отрицаем Его истинность: Бога, который есть φῶς и ἀλήθεια, мы делаем причастником царства тьмы и греха. Ψεύστης – не только говорящий неправду, но вместе с тем нравственно извращенный, вероломный601. Но каким образом, при отрицании нами нашей греховности, как в общем смысле, так и в частных ее проявлениях, в греховных деяниях, сказывается именно этого рода преступное богохульство? Ответ на это дает рассмотрение сущности божественного откровения. Откровение как в исходном, так и в конечном своем пункте имеет целью установить определенные отношения человека к Богу, и в основе его лежит тот факт, что нормальные отношения между небом и землею нарушены. Весь Ветхий Завет, с его многочисленными богоявлениями, жертвами, обетованиями, законодательством, пророчествами, и все учение христианской веры, воплощение Сына Божия, жертва на кресте, сошествие и освящающее действие Св. Духа имеют в своем основании, как несомненное, греховность человека, его нужду в постоянной божественной помощи, пока существует человечество. Все под грехом, и якоже есть писано, яко несть праведен никтоже (Рим. 3:9, 10). Поэтому отрицать факт греховности и наличности грехов у каждого значит подвергать сомнению истинность Божию не только в частном пункте, но и вообще, – не только говорить: «Он лжет» в каком-либо частном случае, но что «Он есть лжец» во всех Его отношениях к человеческому роду, взятых во всей их совокупности. Такая хула на Бога, совершенно извращающая истинное понятие о Нем, свидетельствует, что свет истины остался для человека чуждым, почему не может быть и речи о действии ее в нас: καὶ ὁ λόγος αὐτοῦ (τ. ἐ τοῦ Θεοῦ) οὐκ ἔστιν ἐν ἡμῖν. Ὅ λόγος здесь не есть личный Логос, Сын Божий: контекст не дает оснований для такого понимания. Под ним разумеется все божественное откровение, взятое во всей его совокупности и получившее свое завершение в Евангелии. Поэтому ὁ λόγος представляется по содержанию тожественным с ἀλήθεια, хотя, с другой стороны, между ними есть разница, очень важная в данном случае. Λόγος есть средство, которым ἀλήθεια насаждается в сердце человека. Если истина есть обозначение всего того, что открыто и совершено Сыном Божиим, воплотившимся Словом, то понятие о нем может дать только слово: оно проникает во внутреннейшее духовное существо человека и делается живою силою, которая мало по малу реализует истину в том, кто воспринимает слово. Εἷναι ἐν τινὶу Апостола Иоанна выражает внутреннейшее отношение, как и μένειν ἐν τινὶ. Поэтому καὶ ὁ λόγος αὐτοῦοὐκ ἔστιν ἐν ἡμῖν равносильно утверждению, что отрицающие греховность общего своего состояния и отдельных поступков, собственно говоря, никогда не были христианами. Такое печальное помрачение их самосознания и богопознания имеет свою причину в том, что хотя они слышали Слово благовестия, но оно никогда не было воспринято и усвоено ими (Ин. 5:38), не делалось их достоянием: оно падало на каменистую почву, ростков глубоко не пускало, а потому истина не могла проникнуть в их сердца, разогнать облегающую их тьму, осветить их внутреннее содержание и привести к исправлению. Это – сыны тьмы, сыны мира сего, в которых нет любви к Отцу – Свету; они совершенно потеряны для царства света602.
