1-я книга Царств, Глава 24, стих 11. Толкования стиха

Итак, Саул выходит из пещеры, не зная ни о чем произошедшем и надев на себя обрезанную одежду. Давид же выходит позади него с безопасностью для себя самого и, заняв бывший над пещерою холм, протягивает в руке обрезанный край одежды. И это было не что иное, как бескровный памятник победы над врагами. Вскричав громким голосом Саулу, он возвещает об этом новом и дивном подвиге, который он не осквернил пролитием крови и благодаря которому этот доблестный муж победил и, побежденный, спасается. Ибо не падением врага засвидетельствован подвиг Давида; но спасением противника от опасности еще более явным становится превосходство силы того, кто имел столько упования, что не в гибели противников полагал свое спасение, но и, окруженный злоумышленниками, считал себя в безопасности, как бы кто ни оскорблял его. Но, скорее всего, этой историей Писание научает тому, что превосходящий добродетелью проявляет свое мужество не против соплеменников, но против страстей. Итак, таким подвигом Давида истребляется гнев в обоих. Давид своим рассудком истребляет собственный гнев и подавляет стремление к мщению. А Саул оказанным ему человеколюбием умертвил в себе злобу на Давида. Ибо из этой же истории можно узнать, что он говорит после этого победителю, приводимый в стыд тем, на что покушался, и плачем и слезами доказывающий свое внутреннее отвращение от злобы.

Затем Давид, оправдывая самого себя, говорит: и «се видеста очи твои днесь¹, яко предаде тя Господь² в руце мои в вертепе, и не восхотех убити тебе, и пощадих тя, и рех: не нанесу руки моея на Господа моего яко помазанник Господень³ есть». Те клевещут на меня словами, говорит он, а я оправдываюсь делами, опровергаю обвинение поступками. Не нужны мне слова, когда самый исход дел яснее всякого слова может показать, кто они и кто я, и что донос, на меня сделанный, ложь и клевета; в свидетели этому призываю не другого кого, но самого тебя, мною облагодетельствованного. Но как, скажет кто-нибудь, Саул мог быть свидетелем? Ведь, когда это происходило, он спал, и ни слов не слыхал, ни самого Давида не видал, когда он был около него и разговаривал с воинами. Как же ответить нам, чтобы доказательство было ясно? Если бы Давид представил в свидетели людей, которые тогда с ним были, Саул заподозрил бы это свидетельство, и подумал бы, что они говорят это в угоду праведнику. А если бы он вздумал оправдываться посредством умозаключений и вероятностей, то еще менее заслужил бы веры, потому что разум судившего был расстроен. В самом деле, кто после стольких благодеяний преследовал человека, не сделавшего ему никакой неприятности, тот как мог бы поверить, что обиженный, захватив в руки обидевшего, пощадил его? Люди, большею частью, судят и о других по себе. Так, постоянно пьянствующий не легко поверит, что есть люди, живущие трезво; привязанный к распутным женщинам считает распутными и тех, кто живет честно; похититель чужого не легко поверит, что есть люди, которые раздают и свое. Так и Саул, раз отдавшись гневу, не легко поверил бы, что есть человек, до того возвысившийся над этою страстью, что не только не наносит никому обиды, но и спасает своего оскорбителя.