1-я книга Царств, Глава 19, стих 10. Толкования стиха

Без сомнения очевидно, на что указывают загадки этого исторического повествования: Давидом предсказывается Тот, Кто произойдет от Давида, а помазанный означает Христа; гусли суть человеческое орудие, а песнь на гуслях - слово, открытое нам Воплотившимся, дело Которого - уничтожить наваждение демонов, чтобы богами народов уже не были демоны¹. А этот царь, имеющий в себе демонов, когда духи отступают от пения того, кто приспособил для этого музыкальный инструмент, поражает его копьем (копье же есть дерево, вооруженное железом), но копье вместо него принимает в себя стена. Под стеною же мы разумеем земное строение и в нем узнаем то тело, при котором видим древо креста и железо. Но этот Давид, помазанник и царь, не подлежит страданию. Ибо Божество не пригвождается ко кресту гвоздями.

*** Когда на Саула было нападение лукавого духа, святый Давид игрою на псалтири успокоил происшедшее от недуга смятение.
См. комм. к 1 Цар. 19:13

Саул бросил копье свое в Давида, и хотя не поразил его, но стена осталась свидетельницей преследования его; так и распинатели прободели копьем сына Давидова, и хотя могущество Христа не пострадало, однако тело Его свидетельствует о ранах Его. Давид не был прободен, а Сын Давидов не потерпел вреда.

Таково же (1 Цар. 18:10-11) было и то, что произошло впоследствии. Только что были прогнаны неприятели, государство ободрилось и все приносили благодарственные жертвы за победу, Саул решился убить благодетеля, спасителя и виновника таких благ, во время его игры. Самые благодеяния не укротили этого неистового безумца: он и раз и два бросал копье с целью убить его. Такими-то наградами Саул заплатил Давиду за опасности! И это делал он много раз, а не в один день... Кого бы из самых преданных добродетели не привело это в гнев и не побудило убить несправедливого гонителя, если не для чего другого, так для собственной безопасности? Ведь это не было бы даже убийством, напротив (Давид) и в таком случае стал бы выше постановления закона¹. Закон повелевает вырывать око за око; а Давид, если бы и убил Саула, так сделал бы за три убийства только одно, притом — за три такие убийства, которые не имели никакого благовидного предлога. Однако он ни на что такое не покушался, но решился лучше бежать, оставить дом отеческий, сделаться странником и скитальцем, и с горем приобретать себе необходимое пропитание, нежели сделаться виновным в убийстве царя. Он заботился не о том, чтобы отмстить за себя, а чтобы царя освободить от страсти. Поэтому и скрылся от глаз врага, чтобы укротить его гнев, потушить огонь (страсти), обуздать злобу. Лучше самому мне, говорил он, подвергнуться бедствиям и потерпеть тысячу зол, нежели подвергнуть его суду Божию за неправедное убийство. Этому будем не только внимать, но и подражать; станем все переносить, и делать и терпеть, лишь бы врагов (наших) примирить с нами. Будем доискиваться не того, справедливо или несправедливо они злобятся на нас, а только того, чтобы они перестали враждовать против нас. И врач заботится о том, как бы вылечить больного от болезни, а не о том, насколько виновен он в своей болезни. И ты будь врачом для оскорбившего тебя: об одном только старайся, как бы уничтожить болезнь его. Так именно поступил и блаженный: он предпочел бедность богатству, пустыню отчизне, труды и опасности удовольствиям и безопасности, непрерывное бегство домашней жизни, для того, чтобы избавить Саула от злобы и вражды против себя. Но и это не принесло пользы Саулу.

*** Тяжкое, тяжкое зло зависть; оно заставляет пренебрегать собственным спасением. Таким путем Саул привлек на свою душу злого демона; и после того, как привлек, к своему врачу опять питал зависть. Такова уж зависть: он знал, что спасен Давидом, и все же лучше желал, чтобы спаситель его погиб, чем видеть его пользующимся славой.
*** См. также 1 Цар. 16:14, 23.